Протестность и недоверие
Протестность и недоверие
Протесты, возникающие в России после выборов президента, могут усиливаться, утверждают многие политологи. В то же время аналитики высказывают разные мнения о том, могут ли эти протесты политизироваться.
Эксперты фонда «Петербургская политика», выводы которых приводит газета «Ведомости», полагают, что протесты во многом связаны с недовольством населения сокращением муниципального самоуправления, а именно — отменой выборности мэров. Они считают, что эти протесты уже политизируются и могут еще усилиться.
По мнению же Николая Петрова, профессора, заведующего Лабораторией методологии оценки регионального развития Центра фундаментальных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», усиление протестного движения еще не означает его политизации.
«Сейчас, как мне кажется, мы стоим накануне очень серьезной волны протестов — не политических, а социально-экономических — в регионах. И это действительно станет серьезным испытанием для губернаторов, в том числе и новых — это, а не, скажем, выборы», — заявил он в беседе с «Полит.ру».
Поговорить с «Полит.ру» подробнее о ситуации и протестном движении в стране, а также оценить его перспективы согласился Николай Миронов, руководитель Центра экономических и политических реформ. По его оценке, политического «заражения» протестов не происходит, даже когда их участники соглашаются принять помощь от каких-либо партий, поскольку партиям они не верят.
«Если в регионе есть несколько социальных проблем, там возможно локальное объединение разных групп протестующих, чтобы можно было сильнее надавить на власть. Но такого, чтобы протест шел в другие регионы, чтобы выдвигались политические требования, какая-то идеология, не наблюдается сейчас нигде. То есть хотя социальный протест и многочислен, тем не менее, деполитизирован и не представляет системной угрозы для власти. Это не тот пожар, который может сжечь государственный корабль.
Социальный протест внутренне противится политизации: каждый тамошний общественный игрок и каждая протестная группа выступают против политических партий и лозунгов. Они принимают помощь от отдельных политических субъектов (например, от партий), ходят на митинги, встречаются, оказывают им даже некоторую тактическую поддержку. Но это делается только для того, чтобы подкрепить свою позицию, это не политизация. Политического «заражения» протеста как раз не происходит. Политика пришла и ушла, а протест каким был, таким и остается.
Связано это с тем, что, во-первых, протестующие не верят партиям — их могут воспринимать просто как некий местный центр силы, который способен повлиять на чиновников, но не более того. В партии как таковые, в них как в политических субъектов, способных поменять жизнь, протестующие не верят. И так обстоят дела во всех регионах, могу утверждать это на основе опыта. Во-вторых, протестующие боятся идти в политику. Политика ассоциируется с оппозицией; «заниматься политикой» в сознании народа значит «заниматься оппозиционной деятельностью», а это все упирается в пропагандистские штампы о том, что оппозиционер обязательно финансируется Западом и за ним вот-вот придет полиция (а значит, заниматься всем этим нельзя).
То есть оппозиция воспринимается как что-то асоциальное. В частности, еще и поэтому протестное движение, как правило, отторгает оппозиционеров. Хотя иногда они приходят под видом общественников, и, если оказывают некую практическую помощь протестующим, могут там задержаться. Но, опять же, заражения массы оппозиционными политическими идеями не происходит — только у отдельных представителей оппозиции иногда получается задержаться в этой среде.
Что касается попыток политических сил прийти в протест, то партии это пытаются делать регулярно (чаще всего — КПРФ, в некоторой степени — и «Яблоко»; «Яблоко» в основном ограничивается городским активизмом, а КПРФ берет шире). Хотя очень часто на местах представители партий боятся всерьез заниматься протестами, потому что боятся отрицательной реакции со стороны региональной власти. И все же порой социальные группы протестующих партии пытаются завести под свои лозунги, как-то включить в свой партийный актив. В некоторых случаях часть активистов в конце концов могут даже оказаться партийными функционерами, связать свою жизнь с партией.
Если же говорить о так называемой «несистемной оппозиции» (то есть той, которая не относится к разным системным партиям), то она очень активно старается прийти в протест и возглавить его. Она старается его политизировать, старается «разогнать» его в социальных сетях, придать ему политический именно в значении антигосударственный характер, то есть направленный против нынешней власти. Но, в общем, их деятельность, как правило, остается именно их деятельностью. В какой-то момент они могут войти в среду протестных групп и, если сумеют им помочь хотя бы формулировать требования, могут на время прижиться в этой среде. Но любые попытки привести этих протестующих на оппозиционные акции, как правило, заканчиваются провалом.
Протестующие в массе своей за ними не идут, потому что, повторю, во-первых, им это абсолютно чуждо (они понимают, что все это не соответствует их требованиям и что их таким образом заводят в чужую игру); во-вторых, они боятся оппозиционной политики; и, в-третьих, тут сработала государственная пропаганда, в результате которой отношение к несистемному протесту (в частности, например, к протесту Навального) всегда негативно.
Что касается перспектив… Протесты, о которых сейчас говорят, все разные: «мусорный» связан с мусором в Московской области; протест в Кемерово связан с конкретной ситуацией и носит характер локального бунта, который бывал в России многократно и никогда не приводил к смене политического режима. Все эти акции — локальные, связаны с конкретными проблемами и у них нет тенденций к объединению. Они все адресованы власти: люди обращаются к власти за помощью, а не к кому-то против власти. И до настоящего времени, несмотря на все свое неумение работать с протестами, все же в целом контролировать ситуацию у власти получается.
Потому протест и не расширяется, не меняется и не политизируется. Протест приходит и уходит: он собирается, растет, спадает. Но на данный момент тенденции к тому, чтобы протест превратился в какой-то пожароопасный, пока нет. Но количественно его становится больше, и это создает негативную атмосферу в стране. Так что его наличие все равно должно подталкивать власть как минимум к совершенствованию работы госаппарата.
С населением нужно уметь работать: нужно вовремя предоставлять все услуги, выполнять все обязанности, реагировать на все проблемы, наказывать виновных, наводить порядок. Это государство обязано делать, иначе протестность будет нарастать и в какой-то момент может преодолеть критическую черту. Или, действительно, политизироваться.
Это тоже возможно — не сейчас, не в данный момент, но возможно. Ну, а с местным самоуправлением я бы все это связывать не стал. Даже протесты в Екатеринбурге не связаны с ним: там люди выступали не за местное самоуправление, а за Ройзмана. Они хотели видеть мэром его. Им, может быть, внушают, что местное самоуправление и Ройзман — практически близнецы-братья, но на деле они выступают именно за Ройзмана. Именно поэтому этот протест не подхватывается больше нигде — из солидарности с Ройманом на протест больше никто не выходит», — объяснил Николай Миронов.
Источник: ПОЛИТ.РУ
Link to original